Episode Transcript
[00:00:01] Speaker A: Привет! Это подкаст кинопрокатной кампании A1, в котором мы обсуждаем наши новые релизы и события мира кино вместе с профессионалами из киноиндустрии и других интересных нам областей.
[00:00:11] Speaker B: Теперь мы, Сева Торхов и Ксюша Воевская, будем вести подкаст с нашими коллегами из A1. Спасибо, что слушаете нас, и до встречи в кино.
[00:00:18] Speaker A: Уверена, это будет круто. Я уже завидую, что не участвую в этом выпуске, потому что знаю, какие прекрасные у нас сегодня гости. Приятного прослушивания.
[00:00:25] Speaker B: Всем привет, с вами подкаст А1, и сегодня мы обновленным составом ведущим. Меня зовут Сева Торхов, и рядом со мной креативный продюсер А1 Вика Вымарь. Вика, привет.
[00:00:35] Speaker C: Привет-привет, давно не виделись. Я уже была когда-то в первых выпусках, но взяла паузу, чтобы вернуться. сегодня. И у нас прекрасные гости, которым мы очень рады. Катя и Анзор. Катя Павелко, стилист и художница по костюмам. Вы можете знать Катю по таким работам, как Герда Наталья Кутришовой, например, прекрасный фильм. И Катя также в прошлом директор моды российского Esquire. А Анзор журналист, бывший главред ОМО и российских Harper's Bazaar Report. И вместе Катя и Анзор руководят направлением мода в школе дизайна, высшей школы экономики. А еще Катя и Анзор муж и жена. И воспитывают двоих детей. Сына и дочь. Зоя и Артем. Все так. Супер. Спасибо, ребята, что пришли к нам сегодня.
[00:01:17] Speaker D: Да, привет.
[00:01:18] Speaker E: Сын Артем, дочь Зоя.
[00:01:19] Speaker B: Спасибо большое, что пришли. И мы сегодня собрались не просто так, потому что выходит наш новый релиз. Немецкая сатирическая комедия «Что знает Мариэль», которая заполучилась специально при жюри Берлинского кинофестиваля. И небольшая преамбула по сюжету для наших слушателей, кто еще не смотрел фильм или кто только Хочет его посмотреть фильм про семейство, дочь которого получает телепатические способности и обретает способность видеть, слышать все, что говорят ее родители, пока их нет дома и пока они занимаются своими делами. Я думаю, стоит начать с более-менее общих моментов.
[00:01:49] Speaker D: Я не считаю, что это комедия.
[00:01:50] Speaker B: Да, расскажите, как вам фильм? Какие мысли, чувства, эмоции? Что это вообще было для вас за опыт?
[00:01:55] Speaker D: Слушайте, это очень хорошее кино, которое по-настоящему задевает. Мне кажется, тут даже не так принципиально, что у нас есть опыт родительства, а просто та ситуация, в которой оказываются взрослые в этом фильме, не может не показаться страшной любому взрослому человеку.
[00:02:10] Speaker E: Ну, я бы сказал так, что здесь, наверное, можно говорить кино, как о кино, как он сделан, снят и так далее. Это тоже любопытно. Мне кажется, что да, это, ну, наверное, там есть элементы, он как будто немножко зависает между, так сказать, комедией, это действительно там есть моменты того, что как будто бы что-то смягчено или сглажено на самом деле, как будто бы автор не то чтобы хочет драму действительно из этого сделать. Я думаю, что он на самом деле, ну, наверное, о семье, в общем, в целом, в первую очередь. Ну, там есть как бы ряд тем. Я бы не сказал, что он о воспитании детей или о чем-то таком. Мне кажется, тут скорее я бы сказал, что это семья в фокусе внимания и как бы ее состояние нынешнее, какими довольно печальными глазами видит его автор.
[00:02:45] Speaker B: Кстати, забавно, что Катя сказала, что она не читает эту комедию, потому что режиссер до премьеры на Берлинале не думал, что он снял настолько смешной фильм. И его удивило, что люди настолько сильно смеялись на премьере.
[00:02:54] Speaker D: Слушайте, тут очень интересный момент. Мы с Анзором несколько раз оказывались в театре в Германии, в Берлине. И то чувство юмора, что есть у немцев, и то чувство юмора, что есть у всех остальных людей, серьёзно отличается. Правда.
[00:03:08] Speaker E: Да, то есть то, что кто-то в Берлине смеялся, это как бы... Вообще ничего не означает.
[00:03:12] Speaker C: Очень специфическое, да, чувство юмора.
[00:03:14] Speaker B: Нет, но всё-таки там то была международная, скорее, аудитория, потому что журналисты всего мира и так далее. Там, я думаю, не только Германия всё обошлось. Но он тоже не считает, что это комедия.
[00:03:22] Speaker C: Хотя... Но я вообще считаю, что это хоррор, потому что я только недавно стала родителем.
[00:03:28] Speaker D: Я, скорее, на вашей стороне.
[00:03:30] Speaker C: И это, конечно, навешивает столько страхов, и фильм их так подсвечивает. Как раз хотела поговорить с вами как с родителями уже более опытными. Как вам кажется, вот если бы подобная ситуация случилась в вашей семье, если бы ваши дети вдруг обрели такую суперспособность, мягко говоря, как-то повлияло бы это на ваши отношения, изменило бы их в какую-то сторону, или глобально у вас всё отличается от семьи героев, и вы думаете, что это не сильно имело значение?
[00:03:59] Speaker E: Как сказать, тут, наверное, это же притча, как бы, да, то есть как бы некая ситуация, которая придумана, ну, нарочито, заострённо и фантасмагорически, без всяких объяснений, как бы, да, и не нужны они там, да, потому что это как в чистом виде притча, да, как бы речь идёт не о том, что именно случилось или как, а действительно, смысл как бы того, что происходит. Смысл, наверное, в том, что все действия становятся, ну, как если бы люди, ну, как бы были бы абсолютно открытыми, да, если бы мы знали вообще все действия друг друга, да, то есть это, наверное, с одной стороны, и там есть эта линия, как бы, да, о которой можно отдельно говорить, как бы о том, как в плане практики просто общения в семье или вообще с людьми. Ну, в семье это самое понятное. вариант. Насколько вот та установка на то, что все должно быть откровенно, все надо говорить правду вообще, просто все должны быть открыты, и как бы вот это как бы основополагающая база, так сказать, для нормальных отношений. Есть такая как бы теория, которая в кино в том числе часто, так сказать, излагается, и в психологии, наверное, есть и так далее. Это как бы один разговор. А вот это как бы идея того, что просто, безотносительно практики открытости, мы становимся прозрачными для тех людей, которые нам близки, и как мы выглядим во глазах, на чём основаны наши отношения. Сказал бы, что в семье я тут достаточно доктора Спока придерживаюсь, которого не читал никогда, но он, кажется, призывал к здравому смыслу в отношениях. И я думаю, что я даже как-то сам суммирую сразу для себя, я об этом думал именно, что мне кажется, что тут честность, открытость, если в этом смысле говорить, Это, наверное, такая вещь, которая не должна быть... Я вообще не очень понимаю, когда про неё говорят, как про какую-то обязанность или долг. Потому что, мне кажется, когда с человеком в близких отношениях, это может быть друг или тем более член семьи. То есть вообще я не представляю себе каких-то смыслов дружбы или близостей, или родственных связей в том, что с этим человеком ты хочешь, как мне кажется, быть откровенным как раз. Это и есть суть этого определения. Поэтому как раз чтобы что-то скрывать или что-то делать по-другому, как будто бы нужны специальные условия. Мне кажется, это тоже в некотором роде определяющая характеристика того, что такое отношения нормальные. Но при этом, конечно же, в реальной ситуации на свете есть миллион вещей, которые как будто бы не совсем корректно или не совсем гуманно, я бы даже сказал, ну, просто лепить в лоб, так скажем, и, мне кажется, куча вещей, которые, конечно же, ну, я тоже считаю, что людей надо... это уже такие внутренние настройки, и, опять-таки, тот же самый здравый смысл, и детей, конечно же, не то, чтобы надо прям их... все, что про них можно сказать, или что от них можно услышать, или что-то про себя хочешь сказать. Я не считаю, что это должно быть прям... что вот тут от максимальной прозрачности есть какой-то вообще правильный задел или вообще правильная позиция.
[00:06:35] Speaker C: Да-да, это когда дети переносят тебе свои первые рисунки, и ты восторгаешься, что это шедевр, да?
[00:06:41] Speaker E: Ну, в частности, да.
[00:06:41] Speaker C: Иногда ложь во благо нас спасает.
[00:06:44] Speaker D: Для родителей это правда шедевр?
[00:06:46] Speaker C: Ну, сто процентов.
[00:06:47] Speaker E: Нет, ну тут, наверное, еще есть такой момент, что как ты, как человек, ну, как родитель, я, честно говоря, никогда так себя не воспринимал и никогда так специально не делал. Но если бы я так со стороны посмотрел бы, да, я подумал, что... Понятно, что взрослая фигура в любом случае для маленького человека, особенно маленького совсем, это важная фигура, и это ещё такой дополнительный момент, мне кажется, что, может быть, это я сейчас размышляю, это не на своём примере, стоит думать ещё о том, как ты выглядишь во глазах, и какой, как говорили в стародавние времена, какой пример ты подаёшь. И здесь, мне кажется, честность тоже не то, чтобы на первом плане выступает. Лучше, как мне кажется, чтобы у маленького человека был перед глазами пример, которому ему нравится. В фильме в какой-то момент, не знаю, нужно это говорить или нет, мы избегаем спойлеров или как.
[00:07:33] Speaker C: Если что, мы вырежем.
[00:07:34] Speaker E: Когда дочка в ключевой момент говорит матери, ты мне просто не нравишься. Ну как бы что может быть неприятнее этого утверждения? Именно в его такой какой-то неэмоциональной формулировке, просто как констатация фактов. И мне кажется, вообще родителям стоит избегать того, чтобы не нравиться детям. Мне кажется, это вообще не то, к чему надо стремиться.
[00:07:53] Speaker B: Я, кстати, абсолютно согласен, потому что для меня это, прежде всего, фильм-рефлексия по поводу того, как в детских глазах рушится образ полубога. Потому что каждый в той или иной степени сталкивался с тем, что фасад рушится, и мы видим более уязвимых, более живых людей перед нами. И хорошо бы, чтобы параллельно этому восприятию развилось чувство эмпатии, а не разочарования.
[00:08:11] Speaker D: Знаете, мне ещё кажется, что важное вводное, что у нас есть возможность оберегать незрелые умы от того, с чем они позже столкнутся, когда просто будут к этому готовы. И здесь тоже важный момент, что всё это глазами ребёнка. И на самом деле оба родителя не делают ничего по-настоящему ужасного. Как бы это всё варианты нормы, так скажем. А в её глазах из-за того, что она маленькая девочка, это кошмар, кошмар, кошмар.
[00:08:34] Speaker C: Да, у неё ускоренный курс бойца. То, что мы проходим за несколько лет, ей приходится столкнуться с этим буквально за несколько дней.
[00:08:44] Speaker D: Мне кажется, ужасно важно давать возможность детям оставаться детьми и давать им время вырасти.
[00:08:50] Speaker C: Хороший совет.
[00:08:51] Speaker B: Знаете, что интересно? Режиссер Фредерик Хамболек рассказывал о том, что идея фильма возникла у него очень много лет назад, в тот момент, когда он впервые увидел у своего друга радионяню со встроенной камерой, благодаря которому он следил за своим ребенком. И он начал наполняться какими-то этическими вопросами о конфиденциальности этого ребенка, ведь ребенок не знает, правильно ли это или неправильно. И он начал думать о том, насколько вообще остро стоит вопрос конфиденциальности в современной семье. Я хотел у вас узнать про этот момент, учитывая еще век цифровых технологий, которые тоже создают пространство, где можно укрыться уже в цифровой среде. Насколько этот вопрос остр сейчас?
[00:09:25] Speaker E: Вот то, что вы сейчас сказали, вот сама идея фильма, вот как бы развернутая в другую сторону камера этой бэби, так сказать, няни, это очень интересная, как бы, сама себе формулировка. Как бы, если говорить сначала о кино, то там, как бы, все-таки создана немножко искусственная пространство, на мой взгляд, как бы, да, ну, и это, с одной стороны, плюс фильма, да, потому что оно создаёт эстетику, как бы, такой холодный, ну, очень подчёркнутый современный, как бы, дом, как бы, да, такой подчёркнутый, немножко, как бы, такой... Стерильный. Стерильный и такой рекламный немножко, на самом деле, да. И это тоже, ну, понятно, что эстетически, с точки зрения, там, наверное, задач, которые ставил перед собой автор, это как бы усугубляет эту вот атмосферу, да. С другой стороны, я к чему всё это веду? Что в реальности, включая, я думаю, достаточно, как бы, upper-middle-class семьи, это сказать, где угодно на свете, В реальности, как бы, нарушение приватности, это какая-то неизбежная часть совместной жизни, вообще-то говоря. То есть ты просто не можешь... Как, знаете, по-английски говорят, что они... happen to hear, it's over here, something. Даже когда с тобой это случилось, ты не то чтобы стоишь под дверью и послушиваешь, просто ты не можешь не обращать внимания на перепады настроения, например, даже. на которую можно не обращать внимания. Ну, в общем, это странно, когда ты с человеком находишься в тех отношениях, о которых я до этого говорил, когда с ним он тебе близкий человек, как будто бы странно не обращать на этого внимания. Или когда ты слышишь какие-то обороты разговора, что-то видишь. Мне кажется, что это вторжение частного, что это, во-первых, просто база, как бы это что называется. Совсем никак нельзя этого избежать. Но специально мы с Катей, мне кажется, никогда не... ну, то есть мы не старались не контролировать, как бы, да, то есть старались не влезать, скажем так. Более того, сейчас я бы даже сказал, что мы настолько старались не влезать, что, может быть, даже стоило немножко бы и влезать, вот, я бы так сказал. Потому что сейчас я понял, что дети уже взрослые, и что я по-настоящему не знаю даже, не знаю, ну, как сказать, там, а кто лучше в классе с ними, например. Ну вот Катя бы лучше знает, да. Я кого-то знаю, кого-то нет. То есть я вот в этом смысле абсолютно, ну, вот как бы люди живут, у них есть своя... Ну и, собственно, я сам так рост, например, не знаю, как Катя. То есть ты идёшь, у тебя как будто, даже когда ты маленький человек, есть и должна быть своя жизнь. И школа, которая многим кажется какой-то ужасной и так далее, неважно, это своя жизнь, в которой, мне кажется, какие-то должны быть зоны у человека, которые свободны, когда ты не получаешь двоек, не дерёшься, как в фильме, опять-таки, не вступаешь в физические конфликты с одноклассниками и так далее, как будто ты там должен жить, мне кажется, родители должны Тоже вопрос здравого смысла, просто как бы не... ну и себя оберегать в том числе, потому что это гиперконтроль, который, наверное, является оборотной стороной механика. Мне кажется, он не оказывает услугу ни одной из сторон.
[00:11:56] Speaker D: В общем, мне тоже кажется очень важным и интересным моментом в том, что детская социализация за последнее время сильно изменилась. Вы сами ходили в школу или вас забирали?
[00:12:05] Speaker C: Я сама ходила.
[00:12:06] Speaker D: И я сама ходила. А сейчас... Я думаю, что вы последнее поколение, которое сами ходили из школы, всю начальную школу, например. Сейчас, в принципе, как бы нет такой ситуации, хотя мы живем в безопасном городе вообще, но глобально дети куда дольше находятся в тотальном контроле. У этого есть плюсы и минусы. То есть вот мне классная руководительница сына в какой-то момент сказала, а вот хватит, а вот пусть сам. И мне было неприятно, что я не поймала этот момент сама, и что мне на него указали. При этом они правы. То есть действительно, момент того... Ты же.
[00:12:36] Speaker C: Привыкаешь, мне кажется, и ты уже не понимаешь действительно со стороны, как это... Тебе комфортно, это уже традиция, твой порядок жизни.
[00:12:46] Speaker E: Эта вот конкретная деталь, она может быть даже, я не знаю, вот это, кстати, интересно, она может просто... Может быть, это свойство города и еще современного города, да, потому что я сам ходил в школу точно так же. Более того, я помню две вещи, хотя не об этом разговор, что я... мучительно не хотел в нее ходить, просто физически преодолевать это вот расстояние, там надо было ехать на автобусе и так далее, мне каждое утро это было просто мучением, опять вот это вот идти. Но при этом у семьи там был автомобиль и так далее, и отец периодически, ну, в общем, смог меня подвозить. Но я помню, что я, например, сопротивлялся не потому что меня, а мне даже голову не колот, потому что как бы когда тебя привозят, вот в моей школе было, да, Как бы ты не выглядишь в их глазах каким-то, так сказать, нормальным пацаном. Это не было круто вообще, когда кого-то привозят. Поэтому у меня вообще даже вопрос так не стоял. Когда тебя подвозят... Но ты же взрослый самостоятельный человек, независимый. Как бы пацаны не одобряют вообще всё это дело. И как-то вот нормально, да.
[00:13:45] Speaker C: Но в фильме как раз главную героиню-то родители возят и в школу, и со школы. Но тут просто игра переворачивается, и нам особо не показывают, что происходит с ней. А о том, что происходит с ней, мы узнаём из каких-то коротких её комментариев. И всё внимание сосредоточено на родителях. И поэтому как будто бы мы через вот эту бэби-камеру за родителями вообще всё время наблюдаем. И вот это вот... переворачивание иерархии, оно, конечно, заставляет испытывать немножечко ужас, думаешь, Господи, не дай Бог, не дай Бог оказаться на этом месте.
[00:14:18] Speaker D: Не могу не вернуться, потому что камень в мой огород по поводу того, кто кого возит в школу. Дочка в этом году закончила школу, я подвозила ее утром к школе. в школе всё это время, когда у меня была такая возможность. То есть если я в городе, если у меня нет какого-то проекта суперрано утром, то я везла ребёнка в школу. Она не ребёнок, она подросток. Я в какой-то момент сформулировала, зачем я это делаю. Что для меня это гарантированный кусочек общения с ней утром.
[00:14:43] Speaker C: Но сейчас в таком ритме жизни, особенно московском, действительно кажется, что другого-то времени особо и не остаётся.
[00:14:50] Speaker D: То есть это какая-то была наша с ней традиция, что утром можно поговорить. Утром у нас есть совместное дело.
[00:14:56] Speaker C: Ну и вот, кстати говоря, в фильме тоже так, мне кажется, по-разному показаны вот эти утренние поездки, что с мамой у неё всегда довольно напряжённая у девочки поездки, а с отцом такие более расслабленные, более такие friendly. Что-то там отец постоянно пытается с ней как-то её как-то подзадорить, потому что она как будто такая немножечко зажатая, как часто бывает с девчонками в таком подростковом возрасте. Но тут у вас, наверное, всё по-другому, потому что, я так понимаю, Катя в основном отвечала за логистику.
[00:15:28] Speaker D: Нет, это моя инициатива. Мне так комфортно. Мне хотелось этого утреннего ритуала. Я тоже, как и большинство детей, очень ритуальная.
[00:15:39] Speaker C: Это приходит, мне кажется, тоже у меня сейчас. Ребёнок заставляет новые ритуалы вводить, и теперь у меня 8.30, ритуал — ходить с ним в магазин за продуктами утром. Потому что она хочет гулять.
[00:15:51] Speaker E: Так что... Слушай, ну это такое тоже дело. Я вот тоже подумал сейчас, что есть у тебя друг, представим себе. Надеюсь, что у всех у нас есть друг. И ты когда с ним общаешься, ну я как бы сказать, наверное, возможно такой формат общения, ты говоришь, ну как, не знаю, день прошел. Мы же на самом деле с друзьями не разговариваем, мы же никогда не говорим, так, ну и что у тебя на работе? То есть, ну, в принципе, это возможно, но как будто бы смысл общения с друзьями или с близкими людьми, ну, как бы с другими людьми, кстати, немножко отличаются. Не в том, что он тебе докладывает или ты ему докладываешь, что ты можешь чем-то поделиться, а я к тому, что мы с детьми как общаемся? Мы им говорим, так, ну и что в школе? То есть, на самом деле, даже взрослому человеку крайне сложно нормально ответить на вопрос, что у тебя на работе. Ну, потому что ты как бы знаешь, что у тебя на работе, то ли надо в детали впадать, как бы, да, которые никому на свете неинтересны, да, кроме тех, кто работает с тобой весь Либо день, это какой-то, ну, нет ответа на этот вопрос. То есть, мне кажется, здесь какой-то вообще вопрос языка, на котором мы разговариваем с детьми, и вообще тематики этого разговора. Как будто бы нет таких вот... Я и сам не могу сказать, о чем я говорю с детьми. То есть, самые интересные разговоры, которые у меня были с детьми, я как раз с ними всегда разговаривал. Мы с ними всегда нормально разговаривали, вообще все мы. А у меня отдельно с ними, мы с ними вели как с друзьями положено. Когда дети помладше, они в большей степени друзья тебе, на мой взгляд. Потом они возраслеют и отделяются. Сейчас у нас дети уже скорее в стадии такого отделения. Но вообще говоря, самые прекрасные вещи, когда ты идешь с мальчиком или девочкой 12-13 лет, это обычно тот самый момент, пораньше. Когда человек интересует вообще всё на свете, и с ним как раз интересно поговорить, ну вообще просто на любую тему, ну вообще только не интересно, что было в школе. Интересно обсуждать, как космос устроен там, да? Про кино, например, какие бывают, я не знаю, великие книги. Или не вот это о культуре, а можно о спорте говорить. Ну о чём-то у человека интересно просто. Ты обсуждаешь с другим человеком устройства мира, или свое отношение к нему, или то, как он тебе кажется. Дети, ну, когда у тебя с ними нормальные отношения, надо сказать, прекрасные именно эти, они тебе становятся лучшими на свете друзьями, потому что они могут с тобой... им интересно вот это как бы, да, то есть взрослым друзьям уже... с ними же о космосе больше уже не поговоришь, только если не это. Они специально подготовятся к такому разговору.
[00:17:55] Speaker C: Но я ещё хотела сказать про то, что мне кажется, что фильм — это такая метафора того, что дети, когда появляются в нашей жизни, они становятся таким нашим дополнительным моральным компасом и такой внутренней дополнительной совестью, которой до появления детей Иногда и не бывает в таком количестве. Когда мне появилась дочь, я часто стала задумываться, а вот если я напишу вот так в социальных сетях или выложу вот такую фотографию, а потом моя дочь вырастет и она вот это прочитает, она к этому как отнесётся? И это вот такой, получается, фильтр, с которым ты теперь должен считаться. Ну и в фильме получается, что нам показывают семью, в которой есть тонкости в моральных принципах, и ребёнок в какой-то момент становится слишком громким голосом этой совести. Мне интересно, вот этот голос совести со стороны ребёнка, он со временем вообще обостряется или, наоборот, ты привыкаешь и как-то расслабляешься, отпускаешь ситуацию? Потому что понятно, что у героев ситуация экстремальная, но, наверное, в жизни так не всегда, как у вас, учитывая, что у вас два голоса совести, еще раз наполы.
[00:19:01] Speaker D: Это как-то вот... Слушайте, я довольно давно это сформулировала в разговоре в «Острой ситуации» для товарища. Это тоже отчасти касалось социального поведения и внешних его проявлений. Я просто супер жестко сказала, надо вести себя достойно. И это не было связано с тем, что на это сейчас конкретно смотрят дети, но всё равно вот этот постулат у меня в голове очень серьёзный. И, наверное, да, действительно, моё родительство его усугубило.
[00:19:31] Speaker E: Да, мне кажется, что, как вы говорили, я бы чуть по-другому сформулировал. Ну, это личная, у каждого индивидуальная вещь. Я думаю, что люди, когда становятся родителями, Здорово, когда ты ощущаешь себя в другом статусе просто, да? То есть мне кажется, и у нас, я думаю, то, что Катя говорит сейчас, да, это не вопрос того, что ты как бы меряешь себя по какому-то критерию, в смысле, чьими-то глазами. И ребенок, в том числе, это как будто бы перешел в другой статус. Этот статус незнакомый, особенно в начале, да, он, на самом деле, как вообще всё в жизни, никогда не бывает до конца знакомый. Что такое фигура, там, не знаю, как в моем случае, вот ты теперь отец. Как это? Никто же тебе не выдает в жизни инструкции, как бы, да, на печатных бумажках, хотя, кстати говоря, стоило бы. Вообще говоря, вот в жизни не хватает...
[00:20:13] Speaker C: Но книжки пишут, но как бы это не особо помогает.
[00:20:16] Speaker E: На самом деле книжки, это же такая вещь, ну, в смысле того, что да, я просто, я сейчас даже не очень шучу, как бы, да, то есть теми, что просто бумажка написана, значит, если ты отец, там, ну, не знаю, 10 пунктов. Вообще на свете хватает, я думаю, 5-7 пунктов, которые надо как бы просто соблюдать и, как бы сказать, ну, в жанре заветов, как бы, да, и всё уже будет гораздо лучше. Мне кажется, люди просто очень часто Ну, никто этот вопрос не сообщает. Нет традиции. Ну, наверное, это тоже вопрос о семье, о традиции и так далее. Я могу только предположить, что, наверное, в каком-то идеальном мире когда-то... Не к тому, что традиция, это хорошо. Это в традиции тоже должно быть. Это просто мы все время, когда говорим какие-то вещи, обращаемся к каким-то идеализированным, как бы, таким... В идеализированном мире, наверное, как-то это передается и так далее. В идеализированном мире, ни в прошлом, ни в настоящем, что-то я боюсь, как будто бы нет такого механизма, когда кому-то рассказывают.
[00:21:05] Speaker D: Нет, на самом деле Анзор просто не любит никакие психотерапевтические теории, но по сути у нас у каждого есть паттерн из своей семьи, который мы за собой вволочим. Хотим, не хотим. Ломать паттерны очень сложно. То есть то, как у вас было в семье устроено, на 99% с вами.
[00:21:22] Speaker E: Ну да, но я как раз хотел сказать, что если бы кто-то кому-то выдал бумажку с надписью, а теперь вот этого надо не делать или это делать, было бы проще. Но, как бы, при этом это довольно естественно. Действительно, ты все равно ориентируешься подсознательно на, наверное, те стандарты, которые ты просто видел вокруг. Вот. Ну, я надеюсь, что стараешься быть лучше, как бы, чем то, что ты видел. Наверное, это не совсем такая апреляйная штука. Ты, наверное, фильтруешь в голове и, опять-таки, подсознательно. И что-то, что тебе не нравилось, наверное, как бы пытаешься не делать. Я так надеюсь, как бы, да. А что-то, о чем не думаешь, просто происходит само по себе. Вот, собственно, и все. И в фильме, мне кажется, там еще такой момент, что там, мне кажется, что чуть-чуть есть такое расслоение, он немножко, на мой взгляд, чуть расфокусированный в результате получился, потому что он как будто бы пытается, наверное, опять-таки бессознательно на самом деле говорить не только об этом, а может, даже не столько об этом. Возможно, задача или идея режиссера была именно в этом. Но в итоге получается, что он говорит на несколько совершенно разных, не то что разных, связанных, но немножко разных тем. И тот эффект, который он производит, я боюсь, происходит из другой сферы, из того, как именно устроена семья, как именно она живет, и как именно, то есть в смысле ребенок, она как бы выполняет функцию действительно, скорее, стороннего наблюдателя. То есть здесь, мне кажется, даже не очень важно в структуре фильма, что это именно ребенок. Ребенок только в том плане, что ребенку это действительно важная фигура. То есть в смысле того, что как будто бы в этом смысле точная метафора или точная идея притчика, потому что здесь это точно такая фигура, в которую ты не хочешь обманывать. Когда тебя на этом ловят, потому что если будет просто сторонний человек, скажешь, ну, бог с ним, услышал, и ладно. Здесь как будто бы это действительно Мне кажется, здесь как раз то, что я пытаюсь сказать, что здесь речь идет не столько в отношении конкретности, здесь как будто бы семья встает под микроскоп, и в этом суть разговора получается. Мне кажется, здесь как раз суть не в отношении к ребенку. Ребенок выступает, подросток выступает в роли как бы такого трикстера. Ну да, такого как бы стороннего взгляда, который как бы судит. И то, что действительно мы не видим её как бы как личность, как персонажа, это тоже, на самом деле, хорошая история. Ну, работающая, в данном случае. Потому что это одновременно мне напомнило, совершенно просто внешне напомнило, да, вот прогремевший не так давно сериал про взросление, в идеале.
[00:23:36] Speaker B: Приходного возраста.
[00:23:37] Speaker E: Да-да-да. где тоже, ну, в общем, совершенно такой же, совершенно не связанно, совершенно такой же, ну, когда мы как бы не видим, что происходит в жизни подростка, мы видим это только глазами родителей, да, мы видим только те обрывки, как бы, да, которые выносятся на поверхность внешнему зрителю. И я помню, что еще, почему-то вспомнил, что в фильме «Бассейн», ну вот... С Оленом Девоном. Да, ну, я даже скорее в том, который потом переснимал Люку Федонинию, там тоже была такая... «Большой всплеск» называется. Да, «Большой всплеск», да, такая героиня юная, как бы, да, которая там, сидела весь фильм, как бы, все считали, что она не говорит по каком-то языке, и вообще с ней не разговаривали, а потом в итоге она вдруг становится, вдруг понимает, что она является главным зрителем всего происходящего, как будто бы мы думали, что мы смотрим на эту историю, а в итоге как будто бы нам показывают, что это вот она, как бы, это весь театр, который был, ну, что она была в нем зрителем, да? И что да, когда на какое-то событие, на какой-то статус, на какой-то статус момента или отношения, или семью, как бы молодое поколение, юное, наверное, является таким идеальным зрителем, да, в том плане, что оно Ты сразу чувствуешь, когда ты говоришь, кому мы показываем этот спектакль. Мы показываем его ребенку. Абстрактному, кстати, ребенку. Как раз своему это немножко другое. Абстрактный — это такой чистый зритель, который безжалостный при этом. Ты его не обманешь, и для него тут нет трюков. Как будто бы ты оказываешься на таком, как Гамлет в исполнении Владимира Высоцкого, так сказать, в голом свете прожектора.
[00:24:58] Speaker C: Или интересно, или неинтересно. Третьего не дано.
[00:25:01] Speaker B: Я, кстати, абсолютно согласен с тем, что Мариэль тут не сошелся с Светом. Клин с Светом на Мариэль в этой истории. И, конечно же, в оптике семьи самое главное. На самом деле, любопытно, что у режиссера Хамбалека не было семьи, когда он начинал писать этот фильм. Вообще никого. Но пока он писал, пока он выпускал, пока монтировал, появилось двое детей. И, разумеется, он, пока все это делал, он наполнялся новыми страхами. Как он будет выглядеть в глазах детей, что они о нем подумают, что они подумают о его фильмах. И поэтому он впервые в своей карьере, он рассказывает, ну, не понимал, правильно ли он делает из-за этих всех страхов, что он снял четыре версии концовки. И до конца не понимал, какую в итоге выбрать.
[00:25:37] Speaker D: Но выбрал очень достойный, надо сказать.
[00:25:39] Speaker B: Да, он выбрал одновременно как будто бы с легким пессимизмом, но при этом с надеждой какой-то в конце. И хорошо сработал на диссонансах, мне кажется. На самом деле, еще мне пришла мысль в голову, когда Анзор сказал про то, что мы почти не видим Мариэль. Мне кажется, что очень удачный ход с тем, что нам не показывают суперспособности Мариэль с субъективной точки зрения, с первого лица. А все это остается всегда за кадром. И мне кажется, Ола Хамбалек очень удачно кинематографическими методами показал какое-то сверхъестественное присутствие. Он снимает интерьеры дома, когда в них никого нету. Он снимает очень близко актеров, но при этом видно, что на длиннофокусные объективы как будто с ними еще кто-то сидит. Камератская работа пародирует, как будто бы это снимают камеры скрытые. И на самом деле в саундтреке есть тихий-тихий звук шагов, как будто кто-то постоянно идет. И мне кажется, вот это подсознательно очень работает вообще на весь концепт фильма. Несмотря на то, что он, по сути, показывает только бытовые вещи.
[00:26:30] Speaker E: Ну да, как кино. Просто как кино. Это, наверное, самое удачное то, что срабатывает, потому что очень много... Тут речь даже не о паранормальном идёт, а просто как бы неком таком, не знаю, как это назвать, в основном фантасмагорию. Как бы что-то случилось. И вот тот самый момент, что действительно он не пытается никак подвести под эту какую бы то ни было базу. То есть это как раз очень здорово работает. Не в смысле сравнения, но крайне редко люди доходят до такого простого, потому что простые приемы, они работают лучше всего. И тут, как у Ханеке, тоже бывает, никаким образом нельзя это сравнивать, как бы, да, она просто тоже такая вот, просто, так сказать, так случилось, как бы, да, тем более так случилось. И так как мы живем в мире, в котором действительно разные вещи просто так случаются, да, вот сам по себе факт такого как бы, ну, именно как факт предъявленный, да, он, мне кажется, работает лучше, чем если бы это как бы как-то вдруг, представим себе, как-то бы объяснялось, там, не знаю, неважно как. что-то проснулось, какое-то воздействие, какая-то сила. Вот так случилось. И это, как ни странно, это не вызывает вопросов. Ты совершенно лишаешься... То есть у тебя не возникает в ходе просмотра фильмов, мне кажется, это большое достоинство этого фильма, у тебя не возникают вопросы по части механики происходящего, она тебя не интересует. Тебя интересует суть разговора, а не то, почему он так выстроен. Это получилось здорово очень.
[00:27:49] Speaker D: Очень ловко выстроенная вселенная вышла. Меня еще задело, что я всегда в фильмах, даже в самых авторских, пытаюсь каким-то персонажем себя идентифицировать. Здесь вообще невозможно. Они все неприятные, если что.
[00:28:03] Speaker E: Если мы хотим зарыгать такие темы, кино-то, в общем и целом, на мой взгляд, мизогенистическое. Женский образ, он что-то совсем загнул, на мой взгляд. Но это личные уже оценки, и, наверное, не совсем корректные. Это просто кому как понравится и так далее. Мне кажется, этот момент, Вот это как раз момент, который, опять-таки, фильм прекрасный, и я не то чтобы... На свете сейчас так мало хороших фильмов, честно говоря, фильмов, которые интересно смотреть, что вообще никакого смысла в критике этих фильмов преудолеть нету. Но здесь как будто бы есть документы, что я не совсем понял вот эту вот динамику и взаимодействие ключевых персонажей, потому что, мне кажется, вообще, Опять-таки не хочу впадать в этот тон, но вообще в европейском кино бывает такая штука. Тебе показывают семью, которая, честно говоря, выглядит немножко придуманной. И в этой придуманности роли, это просто достаточно типовая штука, и в этот фильм она типовая в том плане, что, наверное, так они видят, может быть, и мы так видим. В этом взгляде, во-первых, это очень частая вещь. Традиционные роли, они сменили пулюса. То есть мы видим женщину, которая активно... которая делает то, что обычно в фильмах 70-х годов делали мужчины. Мужчины, то, что на словах, гуляли. Мужчин тянуло на сторону, как это называется, и так далее. Это внешне не очень важная вещь, на самом деле, но как будто бы женщина выступает в этой роли, такой активной, энергичной. Особые персонажи, которые много хочут, от жизни много хочут. Это не проговаривается, но могу подумать, что вообще зачем она им изменяет. Почему? Не зачем, а почему? Наверное, там это опять-таки никак, это не является темой обсуждения в фильме, поэтому мы не знаем, ответа нет, и вопроса даже такого нет. Но как будто бы, наверное, чего-то их, наверное, хочется, я именно не в смысле каком-то таком прикладном, а просто, наверное, есть какие-то, наверное, как-то и тесно в семье, а мужчина наоборот, выглядит утрированно как бы беспомощным. И, наверное, я бы даже сказал, что это как бы даже немножко чересчур фокусируется, потому что это сцена с этой несчастной обложкой, которую он как-то не так рисует. И мне показалось, что это как раз внутри фильма, мне кажется, это не самая удачная штука, потому что это как бы немножко утрированная слабость получается. Я, кстати, вполне допускаю, что это не в смысле того, что так не может быть. Конечно же, может. Но как будто бы ты когда смотришь такую типу и думаешь, господи, ну нельзя просто сказать, а нет, ребята, мне нравится эта обложка. Ну чё вам она не нравится? Ну как нельзя сказать нормально.
[00:30:28] Speaker C: Мы хотели сделать, на самом деле, блокноты с этой обложкой. Мы запросили у продюсеров, чтобы они нам прислали, но они нам, к сожалению, не прислали. Мы так расстроились. У нас уже было столько планов на эту обложку, чтобы загрыть гештальт.
[00:30:41] Speaker D: Мне кажется, вообще, как большая тенденция, я почему-то, когда смотрела, думала про фильм «Треугольник печали», где ровно такая же ситуация, что все очень интересные, никто не нравится, все неприятные, оторваться невозможно. Здесь, в принципе, тот же самый эффект.
[00:30:55] Speaker B: Режиссер, кстати, не скрывает своего вдохновения в Рубин и Эстунда.
[00:30:58] Speaker C: Я хотела, знаете, к чему вернуться ещё. Когда говорим про роли мужчины и женщины, про мезогению и немезогению в фильме, я ещё хотела обсудить, что вот нам показывают всё со стороны девочки. Но как вам кажется, поменялся бы сюжет каким-то образом, если бы был мальчик? Вот у вас есть и сын, и дочка. Как в этом смысле?
[00:31:20] Speaker E: Ну, смотря, на мой взгляд, да, но это просто... со временем понимаешь какие-то очень простые вещи. При этом не то чтобы они универсальны. Я понимаю, что, наверное, в жизни каждой семьи, каждого человека, каждая семья счастлива одинаково, известно, они счастливы по-разному. При этом есть такие более-менее общие паттерны. которые, наверное, заключаются в том, что девочки вообще лучше общаются с отцами, а мальчики, в принципе, лучше общаются с матерями. Это не правило, из него, наверное, есть наблюдение, может, есть миллион исключений, наверняка, но в среднем это так. Поэтому здесь как раз, если режиссер следует этой логике, с чем я не уверен, то здесь как раз понятна вот эта штука, потому что, да, действительно, девочкам, как ни странно, проще общаться с...
по миллиону разных причин, как бы неважно каких, как будто бы, да, связь, как бы... Причём это, опять же, немножко возрастный момент, и там в этом смысле тоже чётко это как бы есть, потому что, мне кажется, это от возраста сильно зависит, как бы, да, есть возраст, в котором это вообще не играет роли, а в какой там возрасте, ну, это чуть видно, как бы, да, что как будто бы происходит как бы некое странение. Здесь оно просто описано в более, что ли, утрированной форме. Оно есть, оно обычно, на мой взгляд, наблюдается чуть-чуть, ну, в семье, которая более-менее здоровой в жизнь идёт, оно чуть-чуть заметно. Наверное, больше выходит на принцессе, как будто бы чуть обострено, потому что всё-таки, ну не знаю, короче, если был бы мальчик, вполне допускаю, что была бы прямо обратная как бы схема, когда наоборот он к отцу имеет претензии, мать как бы что бы ни делала, всё как бы хорошо.
[00:32:51] Speaker D: У нас дочка в раннем возрасте, когда ещё в сад ходила, очень смешно это формулировала. Она вообще в юном возрасте очень с ловкими формулировками к нам выходила. Она прямо так и говорила. Тёма мамин, Зоя папина, Потом отпустило, надо сказать, но это было прям очень чёткое деление.
[00:33:09] Speaker C: Но у вас разница же ещё не очень, да, большая?
[00:33:11] Speaker D: Пять лет, нормально.
[00:33:11] Speaker C: Нормально, да, ощутимо.
[00:33:13] Speaker E: Но это и обратную сторону имеет, я, так сказать, тоже расскажу. Дело в том, что я очень люблю детей, но это разной природы любовь как бы, да. Потому что когда родилась девочка, ну, я могу сказать, что это как раз та любовь, которая в чистом смысле слова родительская, когда ты её вообще не, как бы сказать, она у тебя живёт, ты как бы её не осмысляешь. То есть ты просто появляется человек, и думаешь, вот какой человек интересный. Вот, и ты всё, ты с ним на одной волне просто автоматически, без всяких раздумий, у тебя нет никакого этого... Может, потому что девочка ещё вторая, просто первый ребёнок всегда такой, ты на нём учишься, и очень многие вещи потом, когда второй ребёнок, они просто проходят сами собой. Не потому что ты это знаешь даже, просто тебе уже не впервые, и ты не нервничаешь и так далее по массе поводов. Так что да, такая схема, по крайней мере, у нас в семье присутствует.
[00:34:04] Speaker B: Слушайте, интересно было вас спросить, а насколько вообще часто или не часто у вас откликается семейная тема, тема родительства в кинематографе?
[00:34:11] Speaker E: Слушайте, вот мы живем с Екатериной, наверное, в нетипичной семье, которая, ну, вообще говоря, типичная, да? То есть, ну, как будто бы, если говорить про кино, последний раз, когда мне в кино показывали семью, которая просто живет долго, просто так как бы, да? То есть это, я даже не помню такой фильм, честно говоря, ну, знаете, на меня в этом смысле сильнее сочинение произвел фильм, который совершенно не об этом. Фильм того же самого Ханеке «Любовь», который, наверное, про другое, но как бы это семья, которая прожила, ну, в смысле, если отматывать назад, как бы, да, это семья, люди, которые просто всю жизнь прожили вместе. И как будто бы я думаю, что в жизни, в реальной, таких семей достаточно всё-таки, да, в кино, и это то, зачем нужно искусство, культура и кино. Кино смотрит на какие-то, ну, да, наверное, видя проблемные или болевые точки общества, если оно видит в этом правильную цель, так я бы смотрел. И поэтому в кино я уже даже не помню, с какого времени... Как Лев Толстой завещал... Нет, но как раз у Льва Толстого это идея здоровой семьи, то есть он может ее...
Как раз кино, в том смысле, мы знаем. Я вообще даже сейчас просто не вспомню фильма, в котором как бы это было просто предметом разговора. Наверняка они есть, но, например, я могу сказать, что... Это я просто сейчас вспоминаю. Вот замечательнейший фильм иранский, значит, «Развод надирой семьи». Это фильм про семью, которая проблемная, сложная, но это нормальная семья. Она выглядит как устойчивая семья. В ней может очень много чего происходить, она может разойтись, но по своим настройкам, по своим вводным, по той комбинации это устойчивая семья. А вообще сейчас кино препарирует семью как распадающийся, распавшийся по сути элемент общества. Мне кажется, что это не статистически. в смысле того, что, конечно же, в среднем все-таки люди живут семьями, кто-то да, кто-то нет, это, как бы, более дело каждого. И в этом плане, отвечая очень длинный заход, нет, я давно не видел. Вы знаете, в последний раз не так давно вышел сериал под названием «Четыре сезона», который тоже немножко не об этом. И сериал такой, как бы, мы заинтересовались, и в Америке есть такой замечательный человек Алан Алда, который там уже, так сказать, с очень преклонных лет и так далее. И это фильм, который он снял в 80-м каком-то году, в 81-м, что ли, году, и мы просто заинтересовались, посмотрели этот фильм. Вот тоже, вот это просто какой-то период времени, когда, мне кажется, это вообще вопрос интересовал людей. И вот это замечательный фильм, очень легкий, такой то ли комедия, то ли драма, где-то зависающий посередине, который и к тому, что просто про то, как устроена семья, как она вообще функционирует. И мне кажется, в какой-то момент уже с 80-х годов даже, ну, наверное, с 90-х годов точно в кино семья перестала быть даже тенью, вот скажем, Вот, скажем, какие-то есть сериалы, типа «Странные дела», там и так далее, да, обаяние которых, вообще весь постспилбергский мир, вообще его обаяние строится на том, что это нормальная семья. Она может, кстати, быть неполной при этом. Я когда говорю, что она нормальная, я вовсе не имею в виду, что она должна состоять из какого-то огромного количества участников и так далее. Она просто должна быть стабильной. Люди внутри должны находиться как бы в естественном организме, они не должны страдать внутри. И вот это ощущение, которое, на самом деле, в Спилберге и вот в «Странных делах» и так далее, ты находишься, да, там какие-то монстры на тебя нападают, какие-то ужасы всплывут по земле, но в центре этого находится такая штука, дом, в который ты хочешь вернуться, потому что он, ну, как бы дом, он живет нормально. То есть это как бы такой предмет, скорее, извлекательного кино такого, когда речь идет о кинодраматическом, то есть ставящий задачу какого-то исследования общества. Семья в нем, боюсь, всегда предстает Я вспомнила хороший пример.
[00:37:38] Speaker D: Вига Мортенсен в Капитан Фантастика.
[00:37:41] Speaker B: Да-да, и мы тоже на ее языке постоянно крутимся.
[00:37:43] Speaker D: Да, вот из последнего это задело меня невероятно. Во-первых, я фанат Вигы Мортенсена, он грандиозный актер, но там ему так хорошо удается воспитание всех этих детей, и момент того, как он вспоминает, как они вспоминают, как они жили, то совершенно грандиозный.
[00:37:57] Speaker C: Вернёмся к истории про женскую роль и женскую тему. Мне при просмотре отозвалась история отношений мамы с бабушкой, потому что мы обсудили, что, когда появляется ребёнок, чаще всего дети, девочки, Я была сорванцом, я тебе трепала нервы, я не тебя могла, недостаточно благодарила, я не и мать как будто бы всё это забыла и могла, я не могла.
[00:38:39] Speaker E: Я не могла, я я не могла.
[00:38:39] Speaker C: Я я говорит, не могла, я не могла, я я да не могла, я я слушай, всё нормально, не переживай. И это не могла, я я как будто бы вселяет надежду в то, что когда Мариэль вырастет, наверное, она точно так же родит не могла, своих я детей, столкнётся не мог с теми же самыми примерно проблемами воспитания, и потом придёт к своей маме и скажет, слушай, прости, я тогда чего-то погорячилась, говорила, что ты мне не нравишься и всё такое. И не знаю, Кать, наверное, тогда это больше к тебе, к маме, но мне кажется, что отношения вообще мать и дочка — это одни из самых сложных в целом отношений в мире. Потому что я вообще служу по своим отношениям с мамой, и у меня тоже всегда почему-то много к маме вопросов. К папе почему-то вопросов по его поведениям не так много. А вот к маме почему-то мы всегда действительно как будто дочки более требовательные.
[00:39:23] Speaker D: Слушайте, я вообще по-другому это восприняла. Во-первых, если Анзору нужна была инструкция по входу в родительство, мне не нужна была. Мне нужна была отдельная инструкция на момент, когда дети начали сепарироваться. Это по-настоящему сложно, я хочу вам сказать. И меня ничто до этого не подготовило к этому моменту. То есть то, что описывает главная героиня в разговоре с матерью, это просто обыкновенный процесс сепарации. Осознание этого происходит только в процессе. Ты не можешь к этому подготовиться, к сожалению. То есть всё чтение, смотрение, всё что угодно, не показывает тебе, как тот человек, который твоя плоть и кровь, и вообще как бы у нас полное взаимопонимание, вы друзья, вдруг раз, в одну секунду меняется, и у него куча конфликтов с тобой в голове. Не потому что ты плохой, а потому что он растёт. потому что это гормоны, потому что это вот так происходит. То есть для меня это было, правда, очень сложно. Я не конфликтный человек. Мне там, где можно этого избежать, я этого и буду избегать. И, собственно, эта сцена как бы мне показывает просто, что, ну да, это у всех, в общем, более-менее так. А потом отматывается, потом, не знаю, кора головного мозга крепнет.
[00:40:28] Speaker C: Стабилизируется.
[00:40:29] Speaker D: Стабилизируется. И вообще это просто другой фокус внимания.
[00:40:33] Speaker C: Но я просто еще задалась вопросом, наверное, у парней с отцами вообще все гораздо проще.
[00:40:39] Speaker D: Нет, это не так. Сепарация, в принципе, для любого пола сложный момент. Просто вспомните себя подростками.
[00:40:47] Speaker E: Нет, вообще сейчас, кстати говоря, в кино опять такие вот отношения, ну вообще... Отношения отца и сына — это традиционнейшая тема, не то что кино, а вообще чего угодно на свете. Это ключевая тема. Сейчас, в последние десятилетия, может быть, уже в XXI веке, отношения вот женщин в семье, да, именно в кино, мне кажется, очень активно выходит на первый план. По-разному вообще женщина как бы выходит на первый план, надо сказать, да, женщина становится главным героем. В том числе и в отношениях. То есть раньше они просто, мне кажется, так не препарировались как бы, да. Или если и виделись, то в каких-то книжках, типа там, как это называется, знаменитая американская книжка, где сестры... Маленькие женщины. Маленькие женщины, да. Там как будто бы это всегда очень такой либо надуманный, либо... Прекрасная книга, я не к тому, что... Я просто к тому, что там это всё-таки очень такой фантастический немножко мир. Потому что вот сейчас как раз и кино, и культура очень активно обращают внимание именно на другую сторону вопроса, что не только у сына с отцом есть конфликт, потому что, на самом деле, если мы посмотрим... Я вот сейчас, кстати, стал понимать, что, например, то, что я раньше вообще не видел, что, например, в фильме, не знаю, каком, «Солярис», есть тема конфликта отца и сына. Раньше, ну, космос, мыслящий океан и так далее. Меня это вообще не очень... Я думал даже, зачем вот эта какая-то резьбушка, к чему все это? Сейчас я стал понимать, что это и есть суть, что этот фильм вообще об этом. И как бы только раньше просто это постоянно всюду присутствовало, такая ключевая тема, всюду куда-нибудь.
[00:42:08] Speaker D: Сейчас был серьезный спойлер про Соляриуса.
[00:42:11] Speaker C: Ничего-ничего, вы не боитесь спойлера?
[00:42:13] Speaker E: Если кто не видел. А сейчас, да, отношения, допустим, матери и дочери, или наоборот, как бы, да, или сестер, например, да, это как бы что-то, что, кстати, вот постоянно очень много фильмов, сериалов выходят как раз, которые так или иначе, ну, не то чтобы про это, но касаются этой темы, да, и я думаю, что она примерно так и выглядит, да, что... То есть я к тому, что это схожие, мне кажется, вещи по степени... ну, это симметричные, мне кажется, вещи, то есть не то чтобы... Я думаю, что может быть, но это вопрос уже такой как раз про психологию или там, про которую Катя совершенно справедливо сказала, что я книжек этих не читал, я могу только, так сказать, как-то... то, что глазами наблюдаю в жизни, сказать, что отцовско-сыновние и материнское дочернее отношение, все сводится к давлению авторитета и к ролевой модели. И происходит сопротивление этому давлению и воспроизводство или борьба с ролевой моделью, я бы так сказал, наверное. Я думаю, что просто в случае с мужчинами, наверное, это может быть прямолинейнее и жёстче. В случае с женщиной это может быть извилистее и тоже жёстче. Просто немножко разные инструменты взаимодействия. А суть, мне кажется, та же самая. Человек отстраивается, выстраивает себя, и ему на самом деле надо отстроиться, потому что он впадает слишком под влияние. Это тоже, я не думаю, что это плохо. Ничего на свете вообще неплохо. Человек построен как личность. Да, просто эти способы формирования, они как будто имеют такие как бы, ну, какие-то развилки, как именно пойдет дело. Это все выстраивается через отношение, да, с той фигурой, на которую ты похож, хочешь, не хочешь.
[00:43:36] Speaker D: Мне кажется, это важный момент про женщину-героиню. Меня, правда, последнее время глобально задевает вот такая, так скажем, поворотная модель, что ли. Для меня очень важный сериал «Флибек», когда мне тоже никто не нравится, оторваться невозможно. Эндрю Скотт просто гений и действительно идеальный совершенно плохой священник. Вот, но это вот ровно то, когда вот условно поэтика героизма мужской фигуры переносится на женскую, и как бы заново тебе показывают все это, просто вывернутое современным дискурсом четвертой волны феминизма, вот таким вот образом. Вот это мне именно поэтому кажется очень важным произведением. А в кино тоже, на самом деле, наверное, много примеров сейчас просто в голову не приходит.
[00:44:16] Speaker B: Мне из последнего «Ночная сучка» жутко недооцененный фильм, не знаю, знаете ли вы?
[00:44:20] Speaker D: Я не видела.
[00:44:20] Speaker B: Сами Адамс. Мне так жалко, что его всем не понравился. Он прокатился в наградном сезоне, и никто его не заметил, хотя это проникновенное шоу-кино. И замечательно.
[00:44:30] Speaker E: Я тогда так скажу. Странную тему мы обсуждаем. В некотором роде фильм «Субстанция», потрясший молодого поколения до глубины души. В некотором роде можно прочитать отношение матери и дочери, потому что она же ее Вообще говоря, родила. То есть из нее она произошла. И дальше этот конфликт... Я не думаю, что автор фильма сильно хотел в эту сторону загибать ее другие паразиты, но это тоже в некотором роде такая метафора.
[00:44:55] Speaker D: У меня проблемы с боди-хоррорами. Когда первый палец сгнил, я вышла из зала.
[00:45:00] Speaker C: Я даже смотреть не стала. Более того, по трейлеру мне хватило. Спасибо, пропустим, подождём чего-нибудь более лёгкого. Мы хотели спросить про кино, которое вы бы посоветовали про родительство посмотреть, но вы как будто бы уже на этот вопрос нам ответили. Тогда давайте закончим на такой ноте, не киношной, а просто человеческой. Мне вот оказалось, когда я посмотрела этот фильм, что он может на самом деле серьёзно заставить задуматься, хочешь ли ты ребёнка, потому что дело это не такое простое, как может показаться на первый взгляд, и тянет за собой очень много последствий. Какие бы Вы дали советы родителям и тем, кто только думает о детях, за Ваш жизненный опыт?
[00:45:44] Speaker E: В смысле, практического характера?
[00:45:46] Speaker C: Да, вот вы, Анзор, сказали, нужна инструкция, пять пунктов.
[00:45:51] Speaker E: Слушайте, ну тут как раз, если действительно, суммируя до пяти пунктов, это, как бы, можно сказать, только самая очевиднейшая, как бы, вещь на свете. Я бы сказал так. Вы знаете, как-то недавно увидел какую-то штуку, это тоже, так сказать, просто офф-топик, как бы, да, Вот какой бы ты дал совет ребенку, типа, или в будущее, что нужно делать? Они же самые дебильные на свете. Надо чистить зубы. Потому что потом, когда они будут вырывать, в смысле, не в жанре «будь хорошим человеком» и так далее, что типа, вот надо пользоваться зубной нитью, потому что это сэкономит тебе огромное количество нервов, боли и денег. Вот в этом же плане я бы сказал так, надо на самом деле разговаривать, надо общаться, надо понимать, что это некая задача, которая, если не получается, надо просто записать себе в голове в ежедневник и просто как бы уделять этому. Просто всё на свете становится намного лучше, когда ты просто ежедневно посвящаешь этому как бы некое специальное усилие. Не в смысле того, что должно быть усилием, а в смысле того, что это не надо упускать, надо... понимать, что это то, с чего состоит суть, и что бы я исправил. Как ни странно, я сейчас вообще выступаю в такой... Я вообще как бы же этот самый сторонник современных ценностей и так далее, но когда сейчас речь идёт про родительство, как будто всплывают другие моменты. Как ни странно, я думаю, что сейчас дети, и думаю, что мы с Катей тоже такие родители, они, конечно же, немножко чуть больше... В современной жизни надо специально придумывать ситуации, в которых дети были бы представлены сами себе, и они могли проявлять себя, чтобы у них развивались какие-то вещи. И это не в смысле того, что мы их опекаем даже, а в смысле того, что в жизни они вообще находятся в какой-то защитной среде в городе все время. И я бы сейчас, возвращаясь назад, сказал бы, что нужно, я не знаю что, посылать в лагеря.
[00:47:32] Speaker C: В деревню, к бабушке.
[00:47:33] Speaker E: Да, в деле бабушки. Какие-то вещи, которые не в смысле какой-то жестокости или чего-то еще, а просто что действительно формирование какого-то самостоятельного просто умения в жизни, просто практических вещей и так далее, бесценно. Я пришел к ужасному выводу, к ужасному. Нормальная система в Англичан. Или там, знаете, как это в России, так сказать, императорских времен. 15 лет какой-нибудь Как пораньше. Как пораньше. Какое-нибудь училище, где ты всю жизнь, полдня играешь в футбол, а полдня, не знаю, что еще делаешь, как бы, да, там, вытираешь посуду где-нибудь, как бы, да, и у тебя вот на вот это все остается, как бы, не очень много времени.
[00:48:16] Speaker D: Нет, на самом деле, Анзор прав, у нас непростой опыт, собственно, мы, будучи невероятно лояльными родителями, перестарались. Я вот сейчас понимаю, по итогу тому, что дочке 17, сыну 22, надо заставлять заниматься спортом. Это супер банально звучит, это правда ужасно важно. Это просто тот ритуал, который необходим потом человеку в момент роста. И если он с детства заведенный, то ему в сто раз проще это проходить. Надо заниматься музыкой. Я человек, травмированный музыкальной школой, не стала заставлять своих детей это делать. А на самом деле это ужасно важный навык, который потом как-то по-другому формирует нейронные связи и тоже упрощает жизнь.
[00:48:58] Speaker C: И забыла, есть прекрасная ленинградская учёная, которая пропагандирует тоже, что нужно обязательно детей всех, независимо от пола и возраста, отправлять в музыкальную школу, потому что это просто развивает мозг. И потом даже на год просто отдать. Может быть, он потом бросит, не будет ходить.
[00:49:17] Speaker D: Неважно, мы не ждём, что там будет Ростропович. Просто это нужно поделать. И на самом деле, меня очень задел этот вопрос, какие фильмы про родительство на меня сильно повлияли. У меня неожиданный есть ответ. Есть советский фильм «Мама вышла замуж».
[00:49:31] Speaker C: Не помните?
[00:49:32] Speaker E: Это замечательнейший. Это там великий режиссёр Мельников, который снял фильм «Утиная охота» и так далее. Такой вообще малоизвестный, но абсолютно классик, величайший фильм советского кино снявший.
[00:49:41] Speaker D: Ну, во-первых, вот Андор сейчас вовремя вспомнил. Прямо надо почитать Вампилова. Можно посмотреть, но лучше почитать. И посмотреть «Мама вышла замуж». Это фильм как будто бы не про семью, но я кучу всего про семью из него поняла. Просто он вовремя мне попался. Каждый раз, когда я вдруг его вижу по телевизору, я сажусь и смотрю до конца.
[00:49:59] Speaker C: Класс. Спасибо вам большое.
[00:50:01] Speaker B: Спасибо огромное.
[00:50:02] Speaker C: Прекрасные советы. Я теперь знаю, что мне посмотреть, почитать. Значит, наши споры с мужем, куда мы отправим дочь, разрешены. Она везде будет ходить.
[00:50:11] Speaker E: И на спорт. Да, потом будет, как.
[00:50:13] Speaker B: У меня, потому что меня мама 20 лет пыталась на пианино научить, и я не научился, к сожалению. Было слишком поздно.
[00:50:20] Speaker C: Что, прекрасный разговор. Спасибо вам большое.
[00:50:22] Speaker D: Спасибо вам.
[00:50:22] Speaker E: Спасибо, да.
